Портал | Форум | Контакт 


Выпуски журнала

Баннеры




Свидетельство



Современный урок литературы

Своеобразие художественного функционирования европейского культурного кода в прозе А.И. Солженицына

Голикова Гузель Азгаровна, доцент кафедры зарубежной литературы ИФМК К(П)ФУ, к.п.н.
Волкова Ольга Валерьевна, доцент ПМЦ ПК и ПП РО К(П)ФУ, к.п.н.

Введение

Творчество А.И. Солженицына – один из ярчайших феноменов не только русской, но и мировой литературы. Изучению творчества этого автора посвятили свои работы как западные, так и российские ученые. В работах западных критиков рассматриваются особенности биографии писателя, его связь с русской классической традицией, специфика мировоззрения (труды и статьи Durg D., Barker F., Nielsen N.C., Scammell M. и др.) [1,2,3.4]. В трудах российских критиков и литературоведов постперестроечного периода дается объективная оценка творчества А.И.Солженицына, рассматривается своеобразие его художественного метода и мышления, тематики и проблематики его произведений, особенности стиля и жанра, системы персонажей, символичности его прозы, специфике мотивной структуры и т.д. (В.А. Чалмаева, М. Геллера, В. Лакшина, П. Паламарчука, А. Латыниной, А. Архангельского, А. Вайля, П. Гениса, В. Бондаренко, Р. Темпеста, Г. Фридлендера, А. Немзера, В. Сурганова, Т. Винокура, Д. Штурман, Р. Гуля, С. Залыгина, В. Живова, Ю. Дедкова, В. Евсюкова, и мн. др.). Особое место в анализе творчества А.И. Солженицына принадлежит трудам Ж. Нива.

Знаменитый писатель до сих пор вызывает споры. В то же время можно говорить о том, что его произведения - особый феномен реалистической российской прозы, ставшей достоянием и западного читателя. Анализ целого корпуса работ в критике и литературоведении, начиная с 1970-х годов, позволяет выявить особенности эстетики произведений писателя, основные закономерности его художественного творчества, главным принципом которого можно назвать высокий уровень Правды. «...Это правда русского художника о своем народе» (Бондаренко, с.10). Произведения писателя глубоко историчны - представляют собой документ эпохи, вбирают в себя подлинные факты истории, что влияет как на масштабы творчества писателя, поэтику его произведений, так и на специфику их жанра.

Творчество писателя - это феномен единства внутреннего начала. "Писатель "верен" одной или нескольким главным темам, чем определяется внутренне единство, целостность его творчества [голикова, с. 9]. Главная тема его книг - не только тема России, ее исторического прошлого, но и, безусловно, тема тоталитарного государства, Системы и человека. Этим определяется «...исключительный художественный масштаб и нравственный накал его творчества, его место в современной русской литературе» (Фридлендер, 1993, с.93).

А.И. Солженицын истинно русский художник. Он постоянно обращается к традициям русской классической прозы, русской народной поэзии. В его прозе сильна традиция «учительства», начатая еще А. Радищевым – писатель как наставник общества и собеседник власти (Темпест, 1993, с.183). Носителями авторской позиции Солженицына становятся его герои, что вполне традиционно для русской литературы. Герои писателя простые люди, вышедшие из народа, способные выстоять, отстоять свой нравственный выбор жизни – в лагерном ли аду или в серой будничной повседневности. Его интересует особенности русского национального характера, пути его становления. Правда и Истина определяют критерии оценки героев в творчестве писателя, особенно героев «малой прозы»: честность – ложь; мужество – трусость; духовность – бездуховность и т.п. Данные категории определяют и присущую произведениям автора дихотомию образов: «промежуточных героев практически нет, так как истина одна», – подчеркивает В. Кузьмин (Кузьмин, с. 92).

Особым в творчестве А.И. Солженицына является и язык. Его синтаксис мощно «русифицирован», «в духе пословиц, которые были одно время для Солженицына ежедневным чтением, как молитвенник» (Нива1990б, с.32). Язык писателя близок к народным говорам, русской песенной традиции, былинному эпосу. В каждом из его произведений мы встречаемся с диалектной лексикой, русскими пословицами, поговорками.

Таким образом, творчество Солженицына все как бы пронизано «токами» русской традиции (классической литературной, народной фольклорной, православной христианской), преломляемой в свете реализации лагерной тематики и проблематики, темы России и ее трагического исторического прошлого. Тем не менее, «русскость» писателя, традиционность его творчества входит в тесное взаимодействие с европейским культурным кодом. С полной уверенностью можно говорить о том, что в произведениях А. Солженицына с их многомерной поэтической структурой ярко актуализируется европейский средневековый код, что определяет особую «включенность» прозы писателя в европейский культурный контекст. Цель данного исследования - выявить особенности функционирования европейского культурного кода в произведениях писателя. Объектом исследования становятся произведения А.И. Солженицына, в которых наиболее ярко представлен "выход" писателя в европейское культурное поле - это рассказ "Матренин двор" и роман "В круге первом", которые были написаны практически в один временной промежуток. Методологической базой исследования являются научные труды по творчеству Солженицына, где рассмотрены особенности поэтики его прозы, функционирование символической образности, специфика композиционного построения. Основными методами исследования являются методы культурно-исторический, структуралистский и сравнительно-сопоставительный.



1

Символичность «малой» прозы А.И. Солженицына и функционирование европейского культурного кода в рассказе «Матренин двор»: принцип «подмены»

А. Солженицын в своей прозе и творчестве в целом демонстрирует особое художественное мышление: конкретно-исторические реалии он осмысливает в свете вечных ценностей. Писатель «...в предельно сжатой форме с потрясающей художественной силой ...размышляет над вечными вопросами» (Локтионова, 1994, с.33). В поисках Правды и Истины А.Солженицын опирается на категории Добра и Зла, их яростного противостояния в исторической реальности, и это расширяет авторское культурное поле и создает условия выхода в более широкое культурное пространство – европейское и мировое. Одной из форм включения текста автора в европейский контекст становится, на наш взгляд, символика его произведений, наличие целого комплекса символической образности. А.Солженицын обостренно чувствует символичность самой жизни, в его произведениях создается «...эффект неподвижной прозрачной воды, чтобы мы медленно созерцали описываемое в рассказе (романе) и придавали значение каждой мелочи, ибо История воплощается в мелочах» (Архангельский,1990, с.21). Для прозы писателя в целом «характерен эффект знаковой преизбыточности» (там же). Наиболее ярко представлены христианские мотивы: символичность в творчестве писателя тесно связана с образами православия, «Ветхим» и «Новым Заветами». Характеры героев соотносятся не только с библейской образностью, символы в произведениях писателя логично связываются и с русской классикой (Н. Гоголь, Н. Некрасов, В. Брюсов). Исключение, пожалуй, составляет роман «В круге первом», в котором представлены символы католического христианства, рыцарского средневековья. В целом «творчество А. Солженицына насыщено всевозможными знамениями и знаками, музыкальными и световыми...» (Нива, 1990а, с.217).

Тем не менее, уже в рассказе «Матренин двор» (1963) намечены «выходы» писателя в поле западно-европейской культуры. Общеизвестно, что рассказ положил начало «деревенской» прозе в русской литературе второй половины ХХ века: «из него, как отечественная проза 19 века из гоголевской «Шинели», вышла наша деревенская литература» (Лакшин, 1990, с.116). Можно увидеть сходство «Матрениного двора» с моральной прозой Л. Толстого (Решетовская, 1984, с.59). Рассказ также продолжает традиции лесковских повествований о русских праведниках (Паламарчук, 1991, с. 16). В то же время, произведение насыщенно особой символикой. Центральный образ рассказа - образ Матрены - зачастую рассматривается с точки зрения библейской традиции. Так, еще Ж. Нива в 70–е годы ХХ века отметил, что героиня кажется ему «...образом русской судьбы, бедной «благами», но прямо восходящей к Блаженствам Нагорной проповеди» (Нива, 1990а, с.209). А. Архангельский соотносит образ Матрены с библейскими героинями – Марией и Марфой (Архангельский, 1990, с.22). Она та самая личность, которая воплотила, «...выражаясь по–соловьевски, не то, что народ мыслит о себе, а то, что Бог мыслит о народе» (там же). «Расширяя» образ героини, литературоведы ставят ее в один ряд с образами старух русской «деревенской» прозы: Анной в «Последнем сроке» В. Распутина, бабкой из цикла новелл В. Астафьева «Последний поклон». «Создается неожиданный эффект психологического расширения, укрупнения портрета. Именно эта героиня с ее нехитрыми заботами, с бедными радостями... может быть, самый яркий символический характер ... – во всем творчестве Солженицына» (Чалмаев, 1994, с.84).

«Расширение» портрета героини происходит и через подтекстовый отсыл к средневековому европейскому роману о Тристане и Изольде, о чем в свое время упомянул А. Архангельский (Архангельский, 1990). Примечательно, что в рассказе две Матрены. Фаддей, пришедши из плена, женится на женщине с таким же именем, на «подменной», ненастоящей Матрене, так же, как и Тристан женится на Изольде Белорукой, не в состоянии воссоединиться с Изольдой Белокурой. Именно этот мотив представлен и у Солженицына. Безусловно, рассказ писателя достаточно далек от известного средневекового романа с точки зрения смысловых установок. Но в то же время средневековый европейский код необходим автору в реализации принципа подмены и принципа «наоборот», которые в рассказе играют ведущую символическую роль. Писатель уже на уровне подтекста раскрывает читателю эту трагическую историческую подмену: ведь в рассказе две России, точно так же, как две Матрены. Одна - настоящая, другая - "подменная". Принцип подмены организует характерные для поэтики "малой прозы" писателя оппозиции. Оппозиция Матрена – Фаддей соотносится с главной оппозицией в творчестве Солженицына – Добро-Зло. В то же время «внечиновная и внесословная» Матрена противостоит прежде всего Государству, заставившему ее жить именно так: бедно, без счастья, без семьи (Чалмаев с. 87). В силу чего вышеназванная оппозиция превращается в оппозицию «Матрена - Государство». Настоящая, "нутряная" Россия имеет свое символическое поэтическое название - Высокое поле, другая – подменная Россия именуется безрадостной аббревиатурой - Торфопродукт. Здесь все ценности смещены и реализованы по принципу «наоборот», по принципу уничтожения исконного и всего человеческого: некогда величественные леса вырублены, вместо домов – грязные бараки, воздух пропитан гарью, воздух разрывает пронзительный свист паровозиков, «вечером над дверьми клуба будет надрываться радиола, а по улице пображивать пьяные да подпыривать друг друга ножами».

Конкретно-исторические реалии показаны через призму вечных ценностей, что логично выводит писателя не только к русскому, но и европейскому наследию. Это сказывается и на жанровой природе рассказа. Рассказ определяется и как поэма (В. Шаламов), и как притча–репортаж или очерк (Ж. Нива). В то же время перед нами средневековый жанр жития, что позволяет автору более полно раскрыть одну из важных мыслей произведения: Матрена есть праведник, без которого не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша. Гибель Матрены в финале рассказа символически раскрывает гибель всего подлинного, настоящего.

2

Формы функционирования европейского культурного кода в романе «В круге первом»: символика круга и лестницы

Наиболее ярко и концептуально европейский культурный код реализован в романе «В круге первом», который имеет семь редакций и стал одним из феноменов в творчестве А.И. Солженицына, до сих пор не полностью исследованным в критике и литературоведении. Обращение к западной культуре определяется уже самим названием романа. Тема лагерного ада метафорически определяется образом Ада из «Божественной комедии» Данте. Во второй главке романа «Идея Данте» Солженицын сам объясняет, почему он обращается к великому итальянцу: «...Шарашку придумал, если хотите, Данте... Данте разрывался: куда ему поместить античных мудрецов. ... И придумал для них в аду особое место» [Солженицын]. "Дантовский" код организует все пространство текста, архитектонику романа, органично соединяясь с христианской и рыцарской традициями, по-особому организует его мотивную и символическую структуру. Солженицын, как и Данте, использует символическое число три и прежде всего в организации романного хронотопа. Писатель «сжимает художественное время, охватывающее множество лиц, всего лишь до трех дней: действие начинается во второй половине дня в субботу 24 декабря 1949 года (кружевные стрелки на часах в МИДовском кабинете государственного советника второго ранга Иннокентия Володина показывали пять минут пятого), а заканчивается во второй половине дня вторника, 27 декабря» (Голубков). Число «три», которое у Данте символизирует христианскую троицу, у Солженицына так же определяется его христианским мировоззрением, но в то же время связано и с русскими фольклорными традициями – отсыл к сказке, даже былинной образности (три центральных героя в Марфинской шарашке на символическом распутье).

Образ дантовского ада, маркируемый вставленной в роман известной цитатой («Оставь надежду, всяк сюда входящий») и проецируемый на сталинское время, логически «диктует» особую архитектонику произведения. Здесь важное место принадлежит символике круга (замкнутого пространства), такой характерной для творчества писателя и отчетливо явленной уже в самих названиях наиболее знаковых произведений Солженицына – «Матренин двор», «Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус» и, наконец, «В круге первом». Даже заглавие опыта художественного исследования «Архипелаг ГУЛАГ» есть своеобразный отсыл к символике круга через кольцевую ритмическую организацию заглавия книги. Перед нами практически все круги лагерного ада, представленные в творчестве Солженицына. А эпопея «Красное колесо» становится логическим объяснением, откуда появился этот ад. Символика круга органично реализуется через поэтику «закрытых» пространств. В самых известных книгах писателя «...действие развивается в закрытом, чаще всего искусственно созданном пространстве, со своей четко очерченной топографией, своей хронологией, своим жизненным ритмом». Исключение составляет эпопея «Красное колесо», которую можно рассматривать как «...выход–прорыв писателя через литературный текст в иное пространство – открытое, плоское, историческое» (Темпест, 1993).

Символика круга по-особому организует романное пространство "Круга первого", в том числе - романные хронотопы, которые «подобны окружностям, лежащим в одной плоскости» (Голубков). В лагерном аду, представленном Солженицыным, кругом первым становится Марфинская шарашка, где «обитают» лучшие умы сталинской эпохи. Символический образ Марфинской шарашки становится неким сакральным пространством Правды-Совести-Совершенства, своеобразным чистилищем, организующем единство повествования и единство персонажей, наподобие единения рыцарей Круглого стола [Голикова]. В романе обозначен, казалось, только один из кругов ада - первоначальный, на самом деле сделана попытка представить весь ад. Круги ада не замыкаются только лагерным существованием. Особым кругом является и так называемая «воля». Писатель исследует каждый из кругов и делает вывод: и за пределами шарашки – нет воли, нет свободы, везде - Ад. Ярко реализуя тему свободы и прежде всего свободы внутренней, автор показывает, что в сталинском государстве свободы нет нигде, ни в лагере, ни за пределами лагеря. Все Государство и есть лагерь, лагерь Не-свободы. Писатель реализует парадоксальную мысль, которая появится еще в рассказе «Один день Ивана Денисовича» (1962): именно в лагере может произойти обретение внутренней свободы, носителями которой оказываются нравственно чистые герои, такие, как Глеб Нержин. Горизонталь «Не-свободы» (ее многочисленные круги в горизонтальной плоскости) входит во внутреннее противоречие с вертикалью Свободы, которая в архитектонике романа определяется особой символикой – образом лестницы, дорогой вверх, связанной с реализацией темы обращения к Небу (Ржевский). Образ-символ лестницы наиболее ярко фигурирует в эпизоде прозрения Клары Макарыгиной. Перед читателем еще одно «пробуждение», хотя здесь процесс только намечен (Там же, с. 97). Грязно одетая женщина моет лестницу, где семья прокурора Макарыгина получает новую квартиру. Мытье лестницы – глубоко символичный эпизод, сакрально связанный с мотивом очищения, который у Солженицына тесно связан с мотивом обретения Правды, что и есть по писателю – обретение внутренней свободы.

Образ-символ лестницы в романе Солженицын трансформирует в символический путь рыцаря, взбирающегося по скалам к замку Грааля. Представленный на картине лагерного художника Кондрашева-Иванова, Замок Грааля имеет, безусловно, символический смысл. Сама глава "Замок святого Грааля" - это "таинственный центр произведения, средоточие, сообщающее ему смысл" (Нива, с.220). Символический образ Грааля является ключевым в понимании идейного (нравственно-философского) смысла «Круга первого», определяет его духовное измерение, тесно связан с нравственными и духовными взглядами Солженицына и влияет на его композиционно-повествовательную структуру, пространственно-временные координаты, принципы построения системы образов героев [Голикова]. Смысл картины связан с мировоззрением самого писателя – его морально-религиозными установками, верой в обретение Духа и его величия. Грааль в романе – символ, безусловно, многомерный, но изначально может быть понят как поиск Истины, преодоление греховности бытия, путь к нравственному очищению и Совершенству. По Солженицыну - это и путь к Правде. Вот почему по сравнению с темными и мрачными описаниями сталинской действительности и марфинской шарашки, Замок Грааля описан в ярких красках, что также глубоко символично: над горным ущельем – всадник. Изумленно и растерянно он смотрит вдаль, «...где на все верхнее пространство неба разлилось оранжево-золотистое сияние» и «смутный и все же угадываемый в подробностях нездешнего совершенства, – стоял в лучистом ореоле замок Святого Грааля» [Ржевский, с. 99].

Рыцарская история о Граале по-особому высвечивает явленный в романе мотив нравственного возрождения, к которому приходят герои произведения – прежде всего Глеб Нержин и Иннокентий Володин. Солженицын проецирует средневековую историю о Граале на свой романный сюжет и систему персонажей. В рыцарском культурном коде особую роль в поисках Грааля играют два героя – рыцари Персеваль и Галахад. В отличие от невинного, простого, и даже изнеженного Персеваля, Галахад совершенен и духом, и телом. Галахад предназначен быть героем Грааля. Вполне очевидно, кто «исполняет» роль Галахада, а кто Персеваля в романе Солженицына ­­– это Нержин и Володин соответственно. Образ Галахада в романе открыл еще Ж. Нива, когда писал, что «Нержин приглашает своих друзей спуститься в круги ада, как Галаад собирает вокруг себя и зовет искать Грааль». Галахад и Персеваль находятся на разных этапах пути к Граалю, как и в романе Солженицына, но, тем не менее, оба – его избранники. Нисхождение в тюремный ад становится формой восхождения к Совершенству [Голикова].

«Дантовский» и рыцарский коды позволяют писателю не только организовать структуру романа на всех уровнях, но и более выпукло выразить собственные ценности, раскрыть свою мировоззренческую позицию. Безусловно, художественная проза и публицистика А. Солженицына наследует религиозно–философские взгляды русских писателей–классиков, прежде всего Ф.М. Достоевского (Сохряков, 1994). А.Солженицын близок Ф. Достоевскому, их мысли родственны (Krasnov V.). «Для них существует один критерий социальной жизни, в сущности, очень простой – приоритет человека (подч. нами. – Г.Г.) (Сараскина, 1994, с. 116). В то же время роман «В круге первом» определяет еще одного автора, на которого ориентируется Солженицын, чей гуманистический взгляд на мир оказывает существенное влияние на Солженицына – это Данте. Дантовское видение отчетливо проявляется и на уровне стиля. Перед читателем предстает непримиримый взгляд на существующее положение вещей, беспощадная авторская ирония (трагическая по своей сути), изобличающая ложь и несправедливость.



Выводы

Художественная проза А.Солженицына вся пронизана диалектикой поверхностного и сокровенного, видимого и невидимого (Нива, 1992, с.54). Следуя логике собственного поэтического видения, А. Солженицын ярко актуализирует и мастерски вплетает в художественную ткань своих произведений культурный европейский код. Так, он обращается к средневековому коду, выраженному через истории о Тристане и Изольде, о Граале, через обращение к «коду» Данте, и создает таким образом особый символико-философский стержень своих произведений, определяет принципы организации всего повествования. Писатель сильно тяготеет к средневековью, «во многих произведениях у Солженицына встречаются по-новому освещенные духовные ценности» этой эпохи, так как «его привлекает целостность миропонимания людей тех времен, их устремленность к духовному и пренебрежение земным» [Лопухина-Родзянко, с. 24]. Солженицына привлекает аскетизм средневекового человека (он и сам был аскетом), порыв к обретению совершенной Души, к Идеалу, Совершенству.

Европейский средневековый код трансформируется сообразно авторскому мироощущению, в основе которого лежит христианская вера, близость русской классике и русским народным традициям, а также идеи раскаяния и самоограничения. Так, в рассказе «Матренин двор» европейский культурный код выступает в форме подтекста, намека и одновременно связан с организацией внутреннего принципа в построении произведения – принципа подмены, принципа «наоборот» (своеобразных кривых зеркал), формирует оппозицию «истинное – ненастоящее» через реализацию образов двух Матрен.

Наиболее выпукло и органично европейский средневековый код реализован в романе «В круге первом», который проявляется через символическую образность и особую структуру романа. Символика Грааля, явленная через актуализацию рыцарской истории о его поисках, организует нравственно-философское ядро текста. Символом обретения внутренней свободы через обретение Правды и Истины в государстве Лжи и Не-свободы становится символический путь к Граалю. Через круги лагерного Ада – к обретению внутренней Свободы.

Проекция дантовского ада на текст романного повествования позволяет автору по-новому организовать поэтику «закрытых» пространств, через актуализацию символики круга создать особые романные хронотопы (пространственно-временные круги), создать сложную архитектонику, в основе которой лежат вертикаль Свободы и горизонталь Не-свободы. Средневековый западный код по-особому высвечивает и основной мотивный комплекс романа - мотивы рождества, воскресения, нравственного очищения и возрождения, поиска истины, позволяет органически соединить конкретно-историческое, автобиографическое и общечеловеческое, раскрыть вечные ценности, центральными из которых для писателя являются Человек и Свобода, соединить воедино две культуры через органическое взаимодействие русского и западно-европейского.



Сноски


1.Durg D. Solzhenitsyn. - New York, 1972.

2.Barker F. Solzhenitsyn: Politicsaform. London, 1977.

3. Nielsen N.C. Solzhenitsyn's religion. New York, 1975.

4. Scammell M. Solzhenitsyn: A Biography. New York - London, 1984.

5.Нива Ж. Солженицын: Пер. с фр.- М.: Худож. лит., 1992. - 189 с.

6. Бондаренко В. Стержневая словесность: О прозе А. Солженицына // Лит. Россия.-1989. - 26 мая (№21).- С.10-11.

7. Голикова Г.А. Изучение творчества Солженицына в национальных школах Республики Татарстан: Автореф. дисс. канд. пед. наук, 1998. - С. 9.

8.Фридлендер Г.М. О Солженицыне и его эстетике // Рус. лит. - 1993.- № 1.- С. 92- 99.

9.Темпест Р. Герой как свидетель: Мифопоэтика А.Солженицына // Звезда.- 1993.- № 10.- С. 181-191.

10. Кузьмин В.В. Художественный монизм Солженицына: «Малая» проза// Жанрово-стилевые проблемы русской литературы ХХ века. - Тверь, 1994.- С. 89-102.

11.Нива Ж. Писать по-русски!: Из кн. (фр. слависта) «Солженицын» // Рус. речь.- 1990.- № 5.- С. 19-34.

12.Локтионова Н. «Не стоит село без праведника»: К изучению рассказа А.Солженицына «Матренин двор» (на уроках лит.) // Лит. в школе.- 1994.- № 3 .- С.33-37.

13.Архангельский А. О символе бедном замолвите слово: «Малая» проза Солженицына: «поэзия и правда» // Лит. обозрение.-1990.-№9.-С.20-24.

14.Нива Ж. Солженицын: Главы из книги: / Пер. с фр. С. Маркиш в сотрудничестве с автором // Дружба народов.- 1990.- № 5.- С. 203-252.

15.Лакшин В.Я. Пути журнальные: Из лит. полемики 60-х гг.- М.: Сов. писатель, 1990.- 426 с.

16.Решетовская Н.А. Александр Солженицын и читающая Россия.- М.: Сов. Россия, 1990.- 416 с.

17.Паламарчук П.Г. Солженицын: Путеводитель.- М.: Столица, 1991.- 96 с.

18.Нива Ж. Солженицын: Главы из книги: / Пер. с фр. С. Маркиш в сотрудничестве с автором // Дружба народов.- 1990.- № 5.- С. 203-252.

19.Архангельский А. О символе бедном замолвите слово: «Малая» проза Солженицына: «поэзия и правда» // Лит. обозрение.-1990.-№9.-С.20-24.

20.Чалмаев В.А. Александр Солженицын. Жизнь и творчество: Кн. для учащихся. - М.: Просвещение, 1994.- 287 с.

21.Архангельский А. О символе бедном замолвите слово: «Малая» проза Солженицына: «поэзия и правда» // Лит. обозрение.-1990.-№9.-С.20-24.

22.Чалмаев В.А. Александр Солженицын. Жизнь и творчество: Кн. для учащихся. - М.: Просвещение, 1994.- 287 с.

23.Солженицын. В круге первом.

24.Голубков М. «В круге первом». Опыт монографического анализа: жанр, проблематика, сюжет и композиция, система персонажей //http://www.dissercat.com/content/roman-i-solzhenitsyna-v-kruge-pervom-problematika-i-poetika#ixzz2oV2Ada2A

25.Темпест Р. Герой как свидетель: Мифопоэтика А.Солженицына // Звезда.- 1993.- № 10.- С. 181-191.

26.Голубков М. «В круге первом». Опыт монографического анализа: жанр, проблематика, сюжет и композиция, система персонажей //http://www.dissercat.com/content/roman-i-solzhenitsyna-v-kruge-pervom-problematika-i-poetika#ixzz2oV2Ada2A

27.Голикова Г.А. Символика Грааля в автобиографической прозе А.И. Солженицына//Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014.-№ 5.- С. 58-61.

28.Ржевский Л. Творец и подвиг. – Франкфурт-на-Майне, Посев, 1972.

29.Нива Ж. Солженицын: Главы из книги: / Пер. с фр. С. Маркиш в сотрудничестве с автором // Дружба народов.- 1990.- № 5.- С. 203-252.

30.Голикова Г.А. Символика Грааля в автобиографической прозе А.И. Солженицына//Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014.-№ 5.- С. 58-61.

31.Ржевский Л. Творец и подвиг. – Франкфурт-на-Майне, Посев, 1972.

32.Голикова Г.А. Символика Грааля в автобиографической прозе А.И. Солженицына//Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014.-№ 5.- С. 58-61.

33.Сохряков Ю.И. А.И.Солженицын и Ф.М. Достоевский: (О параллелях между темами, мотивами и героями в творчестве русских писателей ) // Рос. литературов. журн. : Теория и история лит. - 1994.- № 3.- С.105-112.

34.Krasnov V. Solzhenitsyn and Dostoevsky: A Study in the polyphonic novel. Athens: The Univ. of Georgia Press, 1980.

35.Сараскина Л.И. «Россия опять собирается с мыслями» (О поздней публицистике Ф.М.Достоевского и А.И.Солженицына) // Звезда.- 1994.- № 6.- С.109-116.

36.Нива Ж. Солженицын: Пер. с фр.- М.: Худож. лит., 1992. - 189 с.

37.Лопухина-Родзянко Т. Духовные основы творчества Солженицына. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1974. 180 с. 297 с.



  • Сертификаты:








  • Kazanobr.ru. Электронный научно-методический журнал. © Copyright 2011-2024.
    Казанский образовательный портал. Управление образования г. Казани.
    Сайт является средством массовой информации (СМИ). Свидетельство о регистрации Эл №ФС 77-61687