«В ту же землю – «в отчие пределы» (По рассказу В.Г.Распутина «В ту же землю»)
Гатина Наиля Нигматулловна,
Чечнева Елена Юрьевна,
учителя русского языка и литературы высшей квалификационной категории
МБОУ «Средняя общеобразовательная школа №167 с углублённым изучением отдельных предметов» Советского района города Казани
Валентин Григорьевич Распутин родился 15 марта 1937 года в Иркутской области, в посёлке Усть-Уда, расположенном на берегу Ангары в трёхстах километрах от Иркутска. И рос он в этих же местах, в деревне с красивым, напевным имением Аталанка. Сознательное детство его, тот самый «дошкольный и школьный период», который даёт человеку для жизни едва ли не больше, чем все оставшиеся затем годы и десятилетия, частично совпал с войной: в первый класс Аталанской начальной школы будущий писатель пришёл в 1944 году. И хотя здесь не гремели бои, жизнь, как и везде в те годы, была трудной. «Для нашего поколения был очень труден хлеб детства», - отметит спустя десятилетия писатель. Но о тех же годах он скажет и более важное, обобщающее: «Это было время крайнего проявления людской общности, когда люди против больших и малых бед держались вместе».
В годы войны В.Распутин также чувствовал отношения людей друг к другу и понимал их отношение к обществу. Это не могло не наложить отпечатка на юную душу будущего писателя. И позднее в своём творчестве В.Распутин обратится к нравственным проблемам общества, которые он сам и постарается решить. Он писал: «Я уверен, что писателем человека делает его детство, способность в раннем возрасте увидеть и почувствовать всё то, что даёт ему, затем право взяться за перо. Образование, книги, жизненный опыт воспитывают и укрепляют в дальнейшем этот дар, но родиться ему следует в детстве». И собственный его пример лучше всего подтверждает верность этих слов. Ведь В.Распутин, как никто другой, пронёс через всю свою жизнь нравственные ценности, усвоенные в детстве, и отразил их в своем творчестве.
В наше время проблема нравственности стала особенно актуальной, так как происходит переоценка ценностей, претерпевает изменения, подчас непоправимые, институт семьи, исчезает родство душ. И потому назрела потребность говорить и размышлять об изменяющейся человеческой психологии, о взаимоотношениях между людьми, наконец, о том смысле жизни, который так неустанно и так мучительно постигают герои и героини повестей и рассказов В.Распутина. Сейчас мы на каждом шагу встречаем утрату человеческих качеств: совести, долга, милосердия, добра. А в произведениях Распутина мы находим ситуации, близкие к современной жизни, и они помогают нам понять всю сложность этой проблемы.
Но почему же мы утрачиваем человеческие качества? Неужели народ, прошедший ужасные годы войны, победивший фашизм, воспитал в новом поколении чёрствость, равнодушие? Может быть, сама система нашего общества в этом виновата? Понять и осмыслить происходящие изменения в нас самих возможно, изучая произведения Распутина. Ведь всё его творчество – это крик души: «Нельзя так жить!» И рассказ «В ту же землю» как нельзя лучше раскрывает нашу сущность, хотя произведение написано не в двадцать первом веке, а в прошлом, в «лихие 90-ые». Тем не менее произведение особенно актуально в наши дни, так как писатель продолжает говорить с нами о совести, о душе человека, о нравственности, о вере.
Что мы узнаём о нелёгкой судьбе героини? Жизнь героини начиналась с того, как в восемнадцать лет убежала от матери на стройку. Работала в столовой, в самом горячем месте. Она никогда не была красивой, но все считали её миловидной, доброй за блеск больших карих глаз. В столовой всегда была в центре внимания. Когда перекрывали Ангару, её имя голубой краской было выведено на одном из бетонных кубов. Хотя выводил один, но по общему мнению. Годы и годы она крутилась в счастливой карусели работы. Сердце её билось возбуждённо. И по-деревенски замкнутая, она раскрылась, разговорилась, научилась смотреть смело, отвечать дерзко.
Дважды она выходила замуж. Семья не сложилась. Детей у неё нет, есть только приёмная дочь, которую растила трудно. Дочь её не любила, только видела в ней не мать, а воспитательницу. Не стало в жизни героине ярких праздников. Разорвалась ниточка…
Сорок лет она живёт в городе, но никого нет поблизости. Ни к ней никто не приходит, ни она ни к кому не ходит. Все стали называть её Пашутой. Имя это или фамилия, не знал никто. На зиму она взяла к себе свою мать Аксинью Егоровну. С героиней живёт и внучка Танька, с которой как-никак посветлела её жизнь.
Можно ли назвать жизненный путь Пашуты долгой дорогой в «истинные отчие пределы»? Можно ли назвать её страдания поиском своей души, обретением души? Что символизирует это обретение? Возможно, вера. Вера, исходящая от самой земли, которая приняла и Аксинью Егоровну, и Серёгу, примет и Стаса, и саму Пашуту. Ведь не случайно же и имя её в какой-то степени синонимично той же земле (пашня), где упокоилась раба божья Аксинья.
Долгим был этот путь для Пашуты. Путь, смотивированный строительством коммунизма. Но, как оказалось, на пути к всеобщему счастью великий народ в лице отдельно взятой Пашуты великой стране стал не нужен, потому что над народом стояли те, на чьём лице, по справедливому определению Стаса Николаевича, была печать «подлости, бесстыдства, каинства».
Беда наша в том, что осознали это поздно. Не увидели тогда, когда «старинные старухи» («Прощание с Матёрой») оплакивали свой остров, не увидели и тогда, когда ещё одна старуха, Агафья, из последних сил спасала избу (рассказ «Изба») свою. Видно, дойти надо было до крайности, то есть тайком зарыть покойницу, чтобы с молитвой на устах застыть потом у алтаря. И этот долгий путь сравним по значимости с дорогой на Голгофу со крестом на спине ( как некогда Христос шёл на распятье).
Как же начиналась эта дорога? В экспозиции рассказа автор почти без вступительных слов доносит до читателя утробную боль земли-матушки, в которую «вбили…гигантскую плотину для электрических турбин, построили огромный алюминиевый завод, лесопромышленный комплекс, до десятка других крупных заводов». И лежит она, перебученная, перелопаченная на десятки километров, как упрёк всему человечеству, взывая к его совести, сама делая попытку пробудить эту совесть, контрастно демонстрируя «уголки нетронутой земли».
Также «перебучила и перелопатила» каждого отдельного человека политическая система, растлевая души по пирамидальной схеме, где самым беззащитным оказался сам народ, оторванный от корней, отуманенный, отравленный ядом призрачного, но вполне осязаемого на волне энтузиазма коммунистического завтра…
Глазами Пашуты читатель видит следствие развала огромной страны. Ужасающая картина. Понять, насколько она ужасающая, открыть глаза помогает смерть старухи.
Сидя у безжизненного тела матери, Пашута гладила мать «и думала, думала». Автор дважды повторяет это слово. И с этой минуты читатель незримо приобщается ко всему, что будет происходить, станет невольным соучастником.
Два основных стилистических приёма: лексический повтор и градация – помогают превратить временное пространство в два дня, в течение которых произойдёт основное событие – похороны – «зарытье», в целую вечность. В эту вечность вместится эпоха от зарождения мечты о всеобщем счастье до заката империи под названием Советский Союз. Закат оказался мертвящим: священнодействие стало бюрократическим актом («мёртвый не имеет права считаться мёртвым, пока не выдано свидетельство о смерти…»).
И всюду надо платить: миллион, миллион с полмиллионом и семь раз по полмиллиону. Эта гипербола есть акт приговора. Не нужно авторских отступлений, чтобы не понять главного: для великих строек коммунизма Пашуты были дармовой рабочей силой, ломовой лошадью. Из них по капле выжали всё, а теперь за ненадобностью выкинули на обочину жизни как отработанный шлак.
Далее автор глазами героини приглашает читателя в деревню. Что с нею сталось? Может быть, там сохранились устои русской жизни? Может быть, там человек, земля, небо едины, в гармонии, и самое главное – человек в ладу прежде всего с самим собой. Двух неполных абзацев достаточно, чтобы и здесь вынести приговор всей системе: «Не было ни колхоза, ни совхоза, ни сельсовета, ни магазина, ни медпункта, ни школы – всё унесло неведомо куда при новых порядках».
Что делать мужику? «И пили, пили…». Сколько боли сконцентрировано в этих словах. Завершает эту картину беспробудного пьянства парадоксальный вывод: «С землёй, с волей, беспривязная, брошенная – залегла она под ленский берег и ждёт, всё меньше и меньше трезвясь с непривычки к свободе, кому бы отдаться, чтобы хлеб привозили?...»
Автор намеренно нарушает последовательность повествования: читатель сначала ставится перед фактом развала страны, перед фактом предательства собственных граждан, фактом передела народной собственности, потом свидетелем великого строительства, где Пашута – одна из многих, но так похожих друг на друга, искренне верящих в то, что они идут «навстречу утренней заре по Ангаре, по Ангаре». Метафоричность этой фразы из популярной песни уже поражает меткостью. Автор иронизирует? Нет! Он оплакивает тех, кто сгинул бесследно, идя «навстречу заре», ведёт под руку тех, кому надо жить, нести свой крест до конца, и указывает дорогу, которая будет лучезарной как утренняя заря. Распутин вовсе не оракул. Он верит человеку. Система не истребила, не вытравила окончательно веру. Поэтому Пашута, как бы ни было ей тяжело, как бы она ни сожалела, что «как же просто было бы сейчас в деревне», по наитию старается делать так, как повелось исстари. Перед взором читателя появляется ещё знакомый из повести «Прощание с Матёрой» высокий сундук (не хватает ещё двух деталей – самовара и печи). Эти детали, по мнению В.Распутина, символизируют особый, русский уклад жизни. Теплотой, лиризмом наполнен обряд омовения и обряжания (приводить в должный вид): «аккуратно и красноречиво уложенное в прозрачный полиэтиленовый пакет смертное». Здесь новое тёмно-коричневое вельветовое платье с чёрным витым пояском.
Цветопись говорит о философском отношении русского человека к смертному часу. Это светлый праздник, поэтому платье, подаренное Пашутой матери, показалось «настолько праздничным, что ни один из прижизненных праздников не мог до него подняться». Прижизненное приготовление к смерти. Видно было, что ныне усопшая (автор использует морфологическое средство – причастие в роли существительного, здесь наиболее уместно) сложила и подняла наверх недавно, «в близком и ясном предчувствии – как для заказной бани», и тонкие шерстяные чулки, чунчики, тёмный платок, нижнее бельё. Пашута исподволь, хотя и неуклюже, начала делать то, что в таких случаях делают. Ну что из того, что украдкой, ночью, как преступница. «Бог простит. Богу, похоже, придётся прощать ей много».
И как выяснится, не только ей. Бог милостив и поможет воспрянуть, очиститься страданием и вернуться к жизни. В этом автор не сомневается.
Бог воистину милостив. Пусть украдкой, но Аксинье Егоровне была доставлена, как она того и заслужила, настоящая обитель человеческой бренности – домовина. Пашута выстелила её теплом и убранством, как ей подсказывало сердце и вековая народная совесть. Так её душа начинала обретать утраченную вековечную связь с основами народной жизни.
Домовина, дома, дом, домой – неоднократно повторяются эти однокоренные слова. Значит, будет место Аксинье Егоровне в отчих пределах, в той же земле, с иконкой в руке.
Именно в этот момент становится значимой Танька, Татьяна, поначалу казавшаяся эпизодической. Она всего лишь Танька, когда ест «украденное» бабулей мороженое и визжит от удовольствия, когда вернулась раньше времени домой. Но с того момента, когда речь зашла о церкви, о крещении, об иконке, купленной по просьбе старенькой бабушки, она стала Татьяной, повзрослевшей не по возрасту, а по времени. Теперь её жизнь будет определяться не пятнадцатью годами, а одним днём, что сразу открывшим ей дорогу в другую жизнь, куда она Пашуту взяла, заплутавшуюся в «тенётях»(словно в паутине) жизни. Она не будет одна, потому что уже сейчас понимает, как трудно быть одной, как хочется быть родной, быть с людьми.
Только так можно возродить жизнь. А возродится неминуемо: именно она, Таня, стоявшая в раме входной двери, поняла главное, увидела главное – свет. Ей доверил автор право осмыслить это слово, ей, не оперившейся, но уже с окрепшей душой: «Старенькая бабушка лежала лицом к ней, и так много за полминуты сказало ей это лицо в раме гроба, успокоенное, освещённое нездешним светом, обращённое к ней одной, что чувствительная душа девчонки опалилась. Не бездыханно лежала Аксинья Егоровна перед Танькой, а стояла, как и она, в раме выходной двери, обернувшись всем теплом для прощания. Сколько потом придётся пытать себя – всю жизнь! – чтобы понять то «обосветное, что говорилось ею». Снова ряд однокоренных слов после слов с общим корнем дом.
Невольно складывается нашёптанное, но не сказанное автором (стало быть, время ещё не пришло, каждый сам должен выстрадать свою боль): «Приди в Дом, наполненный Светом». И не посмели не взять её с собой. Она не просила, она закричала: «И я! И я! С вами! Вместе!... И я! И я!». Как следует понимать этот многократный повтор?. И на ней лежит груз ответственности за свершаемое. Тяжёлый груз. Нелёгкий путь: «в гору, в гору», «и били, били камень». И как результат, как награда за старания: «Просторной вышла для Аксиньи Егоровны домовина, но ещё просторней выходила могила. А вокруг такой простор, над солнцеходом, что лежи не тужи, такой перебор ветра в тяжёлых тугих ветках, что днём и ночью будет звучать музыка».
Смерть матери, запретные похороны, думается, изменили героиню. А может быть, её вернула к жизни внучка Танька, которая во время похорон была рядом с Пашутой, поддерживала её: «Ты думаешь, что я неродная, а я родная…хочу быть родной. Хочу помогать тебе, хочу, чтоб ты не была одна! Мы вместе, бабушка, вместе!» Именно внучка напоминает Пашуте, что прабабушка Аксинья Егоровна была верующей, именно Танька заставляет разбираться в том, о чём Пашута боялась додумать. «Одно дело – грубо, вопреки правилам, спровадить неприкаянную душу, и совсем другое – если и там у души дом родной, где её ждут»
Автор последовательно верен внутреннему композиционному развитию, что неоднократно подчёркивается либо лексическим повтором, либо однокоренными словами. Сама природа слагает гимн: «снег шёл густо, небесный свет его должен был проникать глубоко».
Вот таким образом благодаря психологическому параллелизму автор через восприятие происходящего глазами юной героини выражает надежду. В ту же землю лягут все, та же земля примет всех. Об этом говорят освещённые недетским прозрением глаза Таньки, Татьяны. Татьяна в этот миг возвращает читателя к началу повествования, где говорится об оставшихся участках нетронутой земли. Так и Татьяна олицетворяет собой оставшиеся участки нетронутой человеческой души, что очеловечит обманутый мир, что вдохнёт жизнь в Пашуту и приведёт в Храм Господний.
Будь они трижды сильные, чёрные, не то братья, не то сватья, им не затмить дорогу к Храму. Танька же, внучка Пашуты, как бы соединяет три поколения жизни. Она является импульсом, заставившим Пашуту пойти в Храм после тяжёлого разговора со Стасом Николаевичем. «Впервые вошла одна (Пашута) под образа, с огромным трудом подняла руки для креста… Неумело Пашута попросила и для себя свечей, неумело возжгла их и поставила – две на помин души рабов Божьих Аксиньи и Сергея и одну во спасение души Стаса». Свою душу она уже спасла и укрепила страданием, не озлобилась, простила всем и всё, обрела связь с миром посредством Таньки – Татьяны и придёт с миром в вечную обитель, когда настанет её час.
В заключение следует сказать несколько слов о жанровых особенностях этого произведения. Рассказ этот многоплановый. Можно было бы квалифицировать его как рассказ-рассуждение, рассказ-воззвание, рассказ-полемика. Обилие сюжетных линий вовлекает читателя и делает его соавтором произведения. Каждый читатель, как нам кажется, в меру своего жизненного опыта по-своему завершает одну сюжетную линию за другой. За всем этим просматривается уже другое сюжетное полотно – повесть. Это характерно для многих рассказов, написанных В.Распутиным на рубеже двух тысячелетий. Автор вложил в них свою спрессованную боль за Россию, за Русь, за великий, могучий русский язык, за великий народ, который достоин быть осиянным светом утренней зари.
Литература
1.Кожемяко В. Валентин Распутин. Боль души. М.: Алгоритм. Серия «Память» 2007
2.Котенко Н.Н. Валентин Распутин. Очерк творчества – М.:Современник, 1988
3.Панкеев И.А. Валентин Распутин – М.: Просвещение, 1990
4.Распутин В.Г. В ту же землю. – М.: Вагриус, 2003
5.Семёнова С. Валентин Распутин.М.:1987
6. Тендитник Н.С. Валентин Распутин. Очерк ж
В номере
